19 октября на внеочередном пленуме ЦК появился Сталин. В тексте его речи, опубликованной в собрании сочинений, Молотов выделил карандашом только один абзац: «Победа правого уклона в нашей партии означала бы громадное усиление капиталистических элементов в нашей стране. А что значит усиление капиталистических элементов в нашей стране? Это значит ослабление пролетарской диктатуры и усиление шансов на восстановление капитализма»[690].

На очередном, ноябрьском, пленуме в центре внимания вновь были вопросы экономической политики. Повод дала статья Бухарина «Заметки экономиста». Написанная в крайне наукообразной форме, она содержала критику некоторых аспектов «нашей» экономической политики, которую при большом воображении можно было воспринять как критику сталинской политики индустриализации[691]. Сталин раскритиковал ее за «эклектизм» и «несерьезное обращение» с цифрами»[692]. Бухарин, отдыхавший в Кисловодске, молчал и вышел из ступора только тогда, когда узнал, что Рыков при обсуждении бюджета дал согласие на более высокие темпы индустриализации.

Бухарин поспешил в столицу, где рассказал Каменеву: «Потребовал созыва ПБ. Молотов не согласился, ругался, кричал, что я мешаю дружной работе, что мне надо лечиться и т. д. и тому подобное. ПБ было созвано. Мне удалось внести значительные изменения, хотя и после этих изменений резолюция не перестала быть каучуковой. Подвели итоги: Москву разгромили, решили форсировать наступление, составили одиннадцать пунктов требований снятия сталинских людей. Когда показали Сталину эти требования, он заявил: нет ни одного пункта, который нельзя было бы выполнить. Выделили комиссию (Рыков, Бухарин, Сталин, Молотов, Орджоникидзе). Прошел день, другой, третий. Сталин комиссию не созывает. Открылся пленум ЦК. Обсужден первый доклад, на носу второй. Мы в ультимативной форме потребовали созыва комиссии. Сталин на комиссии кричал, что он не допустит, чтобы один человек мешал работе целого пленума, “что это за ультиматумы, почему Крумин должен быть снят?” и т. д. и тому подобное. Я разозлился, наговорил ему резкостей, выбежал из комнаты»[693].

За этим последует заявление тройки о коллективной отставке. Через полгода Молотов вспомнит об этом эпизоде как акте нелояльности:

— Этот коллективный шаг представлял явную попытку нажать на ЦК перед принятием важнейших политических резолюций на ноябрьском пленуме ЦК. Правда, после длительного обсуждения в Политбюро товарищи сняли свое заявление, однако самый факт этого коллективного выступления трех членов Политбюро представлял из себя проявление фракционности[694].

Сталин предложил компромисс, согласившись уменьшить капитальные вложения в тяжелую промышленность. Угланову был предложен пост наркома труда. Это позволило избежать большой драки на пленуме, однако не устроило Бухарина. Тот не только бойкотировал пленум, но и перестал с тех пор появляться в Коминтерне и в «Правде». Впрочем, на заседания Политбюро Бухарин продолжал ходить. Рыков выступил на ноябрьском пленуме с основным докладом, главный смысл которого заключался в следующем: «На первых этапах реконструкции мы не можем обойтись без перекачки средств в промышленность из других отраслей народного хозяйства, и в частности сельского. Но эту перекачку можно и нужно проводить, не задевая чрезмерно основную фигуру крестьянина-середняка».

При этом по настоянию Сталина председатель Совнаркома включил в свое выступление изрядную дозу критики правой опасности[695]. Разоблачение правого уклона содержалось и в содокладах, с которыми выступили Кржижановский и Куйбышев, и в речах четырех десятков членов ЦК. Некоторые усматривали этот уклон у Рыкова, особенно резко его разоблачали Ломинадзе и Шацкин. Сталин выступил, почти не называя имен, если не считать многострадального Фрумкина. Была заявлена главная стратегическая цель (позднее она была подчеркнута Молотовым в 11-м томе собрания сочинений Сталина):

— Мы догнали и перегнали передовые капиталистические страны в смысле установления нового политического строя, Советского строя. Это хорошо. Но этого мало. Для того чтобы добиться окончательной победы социализма в нашей стране, нужно еще догнать и перегнать эти страны также в техникоэкономическом отношении. Либо мы этого добьемся, либо нас затрут[696].

Пленум единогласно осудил правый уклон и постановил: «Основной задачей партии, ее генеральной линией является линия на дальнейшую индустриализацию страны, на возможно более быстрый рост социалистического сектора народного хозяйства, на кооперирование хозяйства, рост коллективных форм сельскохозяйственного производства (колхозы, совхозы) и т. д.»[697].

А что же Молотов? Он взял слово лишь на восьмой день заседаний, 23 ноября, в качестве основного докладчика по, казалось бы, дежурному вопросу «О вербовке рабочих и регулировании роста партии». Посетовав на невыполнение задачи доведения численности рабочих в партии до 50 процентов, на протекционизм, шкурничество, подхалимство в ВКП(б), сокращение числа исключаемых членов, на рост правой прослойки, Молотов сделал вывод:

— Нельзя без конца кричать о язвах, не делая из этого практических выводов в отношении чистки партии от разложившихся элементов. По-моему, генеральная чистка партии стучится к нам в двери[698].

Такая инициатива, поддержанная пленумом, не сулила бухаринцам ничего хорошего. Сразу после его окончания состоялся пленум МК, где Угланов был снят. Первым секретарем Московской организации 27 ноября 1928 года был избран Молотов.

Учитывая, что у него и без того дел было с головой, новое назначение рассматривалось как сугубо временное. Молотов приходил для того, чтобы перетрясти столичную партийную верхушку, сделать ее наконец-то безопасной для ЦК. И новая метла стала мести. Всего он возглавлял МК чуть больше четырех месяцев — 130 дней. За это время бюро горкома было обновлено более чем на 60 процентов, из 157 прежних членов усидели лишь 58. Среди заметных потерь были Бухарин, Рютин, Лядов, среди заметных пополнений — Каганович. Из шести заведующих отделами горкома на своих постах удержалось двое, из шести секретарей районов — тоже двое[699]. Нейтрализовав Москву, Молотов в апреле 1929 года сдал пост первого секретаря МК Карлу Бауману, члену Оргбюро ЦК и опытному партийному аппаратчику.

В конце 1928 года последовали удары по позициям Бухарина в Коминтерне и Томского — в ВЦСПС. После того как Бухарин перестал появляться в штаб-квартире Коминтерна на Моховой, аппарат организации перестал функционировать. 9 декабря на Президиуме ИККИ неожиданно появились Сталин и Молотов. Оии обрушились сначала на правых коммунистов в КПГ, а затем и на их покровителей в ИККИ — Эмбер-Дро, Серра и Клару Цеткин, связанных с бухаринцами. Дорога к чистке Коминтерна от правых была открыта.

10 декабря открылся VIII съезд профсоюзов. Томский с удивлением обнаружил, что уже не вполне контролирует свою вотчину: решением ПБ была создана парткомиссия по руководству съездом, куда, кроме Томского, Бухарина, Угланова и лидеров профсоюзов, вошли также Молотов, Куйбышев, Рудзутак, Каганович и Орджоникидзе.

Томский на съезде в завуалированной форме возражал против форсированной индустриализации, которая измотает рабочий класс и превратит профсоюзы в «арестные дома». Он